Петрищев Василий Петрович
Герой Советского Союза

Петрищев Василий Петрович - командир роты 960-го стрелкового полка (299-я стрелковая дивизия, 53-я армия, Степной фронт), старший лейтенант.

Родился 8 октября 1923 года в поселке Талас, ныне город в Киргизии, в семье крестьянина. Русский. Окончил 10 классов.

В Красной Армии с 1941 года. В 1942 окончил Фрунзенское военное пехотное училище. На фронте в Великую Отечественную войну с августа 1942 года. Воевал под Сталинградом и на Курской дуге, Участвовал в освобождении Украины.

15 августа 1943 Старший лейтенант Петрищев с группой из 16 бойцов штурмом овладел опорным пунктом противника у поселка Полевая (Дергачёвский район Харьковской области). Лично подбил гранатами 2 вражеских танка. Организовав круговую оборону, отбил 3 атаки врага, а когда кончились боеприпасы, вызвал огонь своей артиллерии на себя. Позиции были удержаны.

Звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 1325) Василию Петровичу Петрищеву присвоено 1 ноября 1943 года.

После войны продолжал службу в армии. Окончил Военнyю акадкмию имени М.В. Фрунзе. С 1974 полковник Петрищев - в запасе. Живёт в Москве.

Награжден орденом Ленина, Отечественной войны 1 степени, медалями.

---

Из воспоминаний Петрищева В.П.

Мне суждено было окончить Фрунзенское пехотное училище. Ровно через год, в июне сорок второго, я был назначен командиром взвода 960-го стрелкового полка 299-й стрелковой дивизии. Спустя два месяца я уже воевал на Сталинградском фронте. В скором времени был ранен. Считай, значит уже обстрелянный воин. Наша 299-я дивизия в ходе гигантской Сталинградской битвы, разумеется, взаимодействовала с другими частями и соединениями. И прежде всего — с нашей 53-й армией.

Потом, взломав оборону фашистов на Курской дуге и с боями прорываясь на запад, мы день за днем, метр за метром освобождали от фашистских захватчиков свою родную землю. Так вышли мы наконец на подступы к Харькову. Я был тогда уже командиром роты. По приказу командования, не дав противнику закрепиться в селе Полевое, моя рота с ходу старалась завладеть высотой 201,7. Здесь был немецкий опорный пункт. С высоты немцы интенсивно вели огонь, и роте пришлось залечь перед ее склонами.

Мне, в мои двадцать лет, за время боев у Сталинграда и на Курской дуге довелось уже брать приступом разные высотки. Но эта, у села Полевое, что на Харьковщине, имела свои особые тактические преимущества на пути продвижения к Харькову. И когда командир нашей дивизии генерал-майор Травников решал, кому ее надлежит взять, он почему-то приказал нашему комполка Сорокину поставить во главе сводной роты меня.

Из слов командира мне стало ясно: нам особо важно поскорей захватить эту высоту, где у фрицев крепкий опорный пункт — Полевое. Взятие ее нарушит систему обороны гитлеровцев и откроет нам дорогу на Харьков. И было особо подчеркнуто:

— Высоту надо взять сегодня же, чтобы обезвредить важный опорный пункт немцев! Этим нарушится система обороны фашистов. И мы тогда получим возможность контролировать действия врага, что создаст условия для наступления на Харьков...

Изучив подступы к высоте, я доложил свой план, согласно которому в ночь на 16 августа меньшая по численности группа моих бойцов начнет наступление на главные оборонительные рубежи высоты, создавая видимость активных действий. А когда противник сконцентрирует огонь на этом направлении, то основная наша группа, приблизившись незаметно к гитлеровцам, обороняющим высоту, атакует их стремительным броском с фланга и тыла.

Так оно и вышло: немцы попались на нашу удочку. Они сконцентрировали свои силы для отражения той группы, которая завязала отвлекающий бой. А в это время вторая группа, под моим командованием, неожиданно атаковала противника с северо-востока. Забросав огневые точки врага гранатами, уничтожив неприятельскую пушку и танк, мы на ходу расстреливали фашистских автоматчиков, метавшихся на самой вершине под нашими пулями. Так шестнадцать человек овладели высотой 201,7.

— Теперь эта высота наша, ребята, — сказал я своим боевым товарищам. — Отсюда нам путь один — только на Харьков!..

Это была правда. Но мне было ясно, что враг не поскупится на подкрепление и боеприпасы, чтобы выбить нас с ключевой позиции, откуда открывался путь в глубину его обороны...

Вскоре моя мысль подтвердилась действиями противника: вдруг на взятой нами высоте разорвалось несколько снарядов, вздымая клубы песка и пыли. А затем, под прикрытием танков, начали взбираться на противоположный склон и вражеские автоматчики, подбадривая себя яростными выкриками.

Но едва немецкие огнеметные танки подошли к нам на расстояние броска гранаты, в них полетели наши противотанковые гранаты. Затем по их пехотинцам хлестанул свинцовый дождь.

Два подожженных нами танка довершили эффект боя. Вражеские солдаты замерли на миг и стремительно отошли обратно.

Наша сводная рота теперь заняла окопы на скатах этой высоты, для местных жителей безымянной, в десяти — пятнадцати метрах от ее гребня. И когда противник снова пытался выйти на этот гребень, он тут же уничтожался или откатывался назад. Причем немцы не знали, сколько нас. Но мы-то хорошо знали, что на их стороне — многократный численный перевес.

Мы напряженно вслушивались в окружающее нас пространство. Вот снова послышался рев немецкого танкового мотора. Этот звук усиливался по мере приближения к нам. Вражеские автоматчики, под прикрытием огнедышащего танка, опять пошли на штурм нашей высоты. А танк-огнемет продолжал сжигать все подряд. После его страшной работы оставалась голая земля, черная от пепла. Нам становилось все труднее дышать, першило в горле, а главное — слепило глаза.

Пришлось сменить позиции и опять открыть огонь по танку-огнемету, утюжащему пространство, и по гитлеровцам, держащим автоматы наготове. Им здорово помогал продвигаться не только этот проклятый огнемет, но и дым, закрывающий их от прицельного огня. Казалось, вот-вот озверевший противник ворвется на нашу позицию и растопчет остатки нашей роты.

В эту страшную, решающую все минуту выскочил из укрытия лейтенант Стародубцев. Поднявшись во весь рост, он крикнул:

— Смелее, товарищи!.. За Родину! Смерть — или победа! — и швырнул связку гранат в огнемет, дышащий пламенем.

Огнедышащее страшилище вздрогнуло и остановилось.

Стародубцева больше не было видно: совершив главный поступок своей жизни, он погиб как герой...

А мы продолжали держаться. Шли часы... Нас становилось все меньше. Но когда немцы в третий раз ринулись на приступ, мы опять встретили их шквальным огнем. А тех, кто прорвался к нам в траншеи, уничтожили в рукопашном бою.

Казалось, не только над этой высотой, а над всей землей стоит адский грохот. Дымовая завеса и вздыбленная снарядами пыль с песком помогли одному из стальных чудовищ вплотную подобраться к нашему окопу. И тогда фашисты, открыв люк своей машины, начали швырять гранаты в нашу траншею.

Меня контузило. Я понял это, вдруг став до странности неподвижным. И только потом меня пронзила острая боль в спине. С трудом пересилив ее, я сумел поднять руку, размахнулся и послал в ответ врагу подарочек: противотанковую гранату. К счастью, рука моя сработала верно, и граната попала в открытый люк. Танк взорвался!..

Все наши ребята, кто мог еще держать оружие в руках, стали заслоном на пути наступающих гитлеровцев. В этот момент, как мне тогда показалось, с нами была вся страна. Хотя нас здесь оставалось очень мало. И кончились гранаты. А в автоматах — всего по два — три патрона!.. Я не знал, какие слова сказать на прощанье этим храбрым, беззаветно преданным Родине ребятам. Мне было очень жаль их, да и самого себя тоже. Но надо было действовать до самой последней минуты, пока ты жив.

И я сказал громко, чувствуя, как сильно охрип мой голос:

— Товарищи, будем стоять на высоте так, как Стояли панфиловцы у Дубосекова. Умрем, но не отступим!..

Уже, казалось, были исчерпаны все силы. Но сила опять откуда-то взялась, когда противник поплыл прямо на нас сквозь облако пыли... «Ну почему не работает связь с командованием полка?! Почему?..» — думал я.

...Искусно меняя позиции, мы расходовали последние патроны, когда ефрейтор Сизов вдруг доложил мне:

— Связь с командованием полка восстановлена!

Облизав свои пересохшие, шершавые, как терка, губы, я доложил подполковнику Сорокину обстановку на высоте. Подполковник пообещал подкрепление. И добавил:

— Надо выдержать... выдержать, ребятки!..

Мы продолжали свое дело. Но с каждой минутой положение наше становилось все хуже. Теперь нас осталось только семеро. Подползая временами к гребню, фашисты в упор вели огонь из танков и забрасывали наших ребят гранатами. Оставшиеся в живых перехватывали эти гранаты на лету и бросали обратно. Гранаты разрывались над головами врага...

Вечерело, но я только сейчас заметил это, потеряв ощущение времени. Сколько же все это продолжалось? Неужели около суток?.. Надо что-то решать. И я решил: если патроны кончились, если наши автоматы молчат, надо нанести врагу последний, но сокрушительный удар. Ведь у нас есть полковая артиллерия! Пусть она и поработает вместо нас, уже безоружных. Вызовем огонь на себя. Уж если приходится принять смерть, то принять ее надо достойно. Сослужим Родине последнюю службу.

И приняв это непростое решение, я уже спокойным голосом передал в штаб полка:

— Открывайте огонь на меня!.. Слышите?! Алло!.. Огонь

Командир полка сейчас слышал меня нормально. Но ответил не сразу. Наконец произнес полувопросительно, полутревожно:

— Ты там с людьми?..

Я повторил ему свои прежние слова:

— Огонь — на меня!

Командир полка понял — у меня просто нет другого выхода.

Но приказ он все-таки отдал не сразу. Прошло несколько минут, которые мне показались долгими, как вечность... И вдруг на востоке блеснуло зарево. Земля дрогнула, и встала дыбом. Несколько минут на нашей высоте бушевал огненный смерч.

С большими потерями танки и пехота фашистов оставили подступы к нашей, теперь уже точно нашей высоте!..

И мы продолжали удерживать ее сами. Вчетвером.

Только ближе к утру семнадцатого мы услышали русское «Ура!» Это пошли в атаку подразделения нашего полка.

А потом и мы, — оставшаяся от нашей группы последняя четверка, — собрав последние силы, двинулись вперед, уже вместе со своим полком. Кроме меня, тогда чудом уцелели младший лейтенант Женченко, старший сержант Пеликанов и сержант Бреусов.

А еще через два дня однополчане подарили мне листовку, которую выпустил политотдел нашей 53-й армии. И там я прочел про удержание-высоты нашей сводной ротой. В листовке были слова: «Так сражаются герои. Бессмертный подвиг воинов-богатырей под командованием офицера Петрищева...»

Через несколько дней после этого памятного боя Указом Президиума Верховного Совета СССР мне было присвоено звание Героя Советского Союза.

Четырежды Герой Советского Союза маршал Г.К.Жуков в своей книге «Воспоминания и размышления» писал:

«17 августа армии Степного фронта подошли вплотную к Харькову, завязав сражение на его окраинах... Части 53-й армии, действуя днем и ночью, Стремились быстрее завершить прорыв обороны на подступах к городу. Наиболее ожесточенный бой развернулся за высоту 201,7 в районе Полевого, которую захватила сводная: рота 299-й стрелковой дивизии в составе 16 человек под командованием старшего лейтенанта В.П.Петрищева...

Героические бойцы удержали высоту до подхода частей дивизии. За мужество и проявленный героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР старшему лейтенанту В.П.Петрищеву, младшему лейтенанту В.В.Женченко, старшему сержанту Г.П.Поликанову и сержанту В.Б.Бреусову было присвоено звание Героя Советского Союза. Остальные были награждены орденами».

Затем мой боевой путь пошел, как у всех воинов нашей 53-й армии: я форсировал Днепр, принимал участие в освобождении городов и сел Украины...